Сказанное произвело на всех присутствующих впечатление громового удара. В первую очередь был поражен кардинал Мазарини, почувствовав, что власть, которую вручил ему Ришелье, а потом король Людовик XIII, может поколебаться.

Нет слов, герцог де Бофор, сын Сезара де Вандома, был честным человеком и обладал к тому же силой и отвагой, которые в древние времена помогли бы ему занять место за Круглым столом короля Артура. Еще он был незлобивым, щедрым и компанейским, но, увы, ничего не смыслил ни в дипломатии, ни в орфографии и, хотя заставлял трепетно забиться не одно женское сердце, сам питал страсть только к морю, страсть единственную и всепоглощающую. Его заветным желанием было получить почетное звание адмирала Франции, которое носил его отец, Сезар де Вандом, и которого, как и губернаторства в Бретани, его лишил Ришелье.

Между Конде и Бофором не было большой приязни – в свое время принц отказал Бофору в руке Анны-Женевьевы. Еще меньше Бофору нравился Мазарини, он считал его выскочкой и не давал себе труда скрывать свое пренебрежение.

Пользуясь полным и безграничным доверием Анны Австрийской, с которой он находился в тайной любовной связи, Бофор считал, что все самые безумные его мечты осуществимы, и вел себя соответственно…

– Вы тысячу раз правы, – вздохнула Шарлотта. – Но если он надеется избавиться от Мазарини, то, думаю, ему это не удастся. Этот лис знает королеву не со вчерашнего дня и научился к ней великолепно подлаживаться. Еще когда он был папским нунцием и только приезжал в Париж с поручениями, он уже сумел расположить ее к себе, привозя всевозможные мелкие подарочки, какие так любят получать женщины. И потом, он говорит по-испански… И еще я помню слова королевы, которые она однажды обронила: она сказала, что кардинал отдаленно напоминает ей герцога Бэкингема, а всем известно, что она любила герцога…

Воцарилась тишина, супруги погрузились каждый в свои размышления, но принцесса заговорила первая и с большой живостью:

– Впрочем, поступайте, как считаете нужным. На мой взгляд, самое неотложное сейчас – мое обожаемое Шантийи, куда я немедленно еду!

Сидя рядом с принцессой в карете, Изабель была почти так же счастлива, как и она. Изабель было пять лет, когда казнили ее дядю, Анри де Монморанси, и при слове «Шантийи» перед ней возникали весьма смутные картины, какие могут запечатлеться в памяти ребенка: густой темный лес, неоглядная гладь воды, огромный замок – она скорее ощущала его, чем отчетливо представляла себе, – цветущие кусты, лошади, и все вместе окутано туманом легенд. Подлинное Шантийи не разочаровало ее, хотя находилось в некотором запустении и, несомненно, требовало забот и ухода.

Среди глади огромного озера возвышался прекрасный замок, к которому с берега вел Королевский мост. Сам замок, который пугал Изабель в детстве своей огромностью, состоял, как оказалось, из двух зданий, тесно приникших к средневековой крепости с шестью башнями, очень похожей на Бастилию. Одно из зданий, изящная постройка в стиле Ренессанс, как оказалось, было построено коннетаблем де Монморанси, отцом принцессы. Синева окружавшего замок озера с плавающими в нем белыми облаками рождала ощущение, будто замок парит в небесных высях. На берегу, по другую сторону моста, раскинулся большой сад, в стороне – хозяйственные службы. В саду по-прежнему цвели цветы, которых, судя по всему, не смутило отсутствие ухода. А за садом темнел лес, в глубину его густой зелени убегали дорожки, и весь он звенел голосами птиц. Новая хозяйка, показав на лес рукой, сказала с лукавым смешком:

– Вот причина, по какой ждали смерти короля, чтобы вернуть мне имение моей юности: в этом лесу король очень любил охотиться.

– А королева любила здесь бывать? – спросил Франсуа. – Мне кажется, что она отдала этот замок слишком поспешно, словно хотела от него избавиться.

– Может быть, и так. Она сохранила об этом замке плохие воспоминания. Здесь она претерпела серьезное унижение.

– Унижение?! Она, королева Франции, испанская инфанта? И кто же посмел ее унизить?

– Канцлер Сегье. Она никогда ему этого не простила. И каждый ее поймет. Другое дело, что сама она вела себя крайне неосторожно. По ее повелению в конце улицы Сен-Жак, уже за стенами Парижа, был построен монастырь Валь-де-Грас, где для себя она выделила небольшой флигель. Она часто приезжала туда, чтобы собраться с мыслями, послушать молитвенное пение монашек и… получить и отправить письма своим испанским родственникам во Фландрию, которые увозил и привозил Ла Порт, ее верный слуга. А ведь Франция в те времена воевала с Испанией…

– Мы и сейчас с ней воюем, – не удержался от замечания Франсуа и тут же с улыбкой извинился.

– Да, конечно, но теперь, благодаря победе моего сына, испанцы отброшены за пределы Франции. А тогда все было по-другому. И что было самым серьезным: королева переписывалась с графом де Мирабель, послом. На королеву донесли, и за доносом произвели расследование: Ла Порт был арестован, в Валь-де-Грас устроен обыск. После того, как у Ла Порта нашли улики, говорящие, что переписка существовала, под наблюдение взяли настоятельницу монастыря. Король тогда уехал в Шантийи и взял с собой королеву, но она находилась здесь скорее в роли пленницы, вместе со своей фрейлиной – госпожой де Сенеси, камер-фрейлиной – мадемуазель де Отфор, беспредельно ей преданной, и еще одной фрейлиной – мадемуазель де Лиль, которая для нее пела. Ходили слухи о близком разводе. Называли даже имена девушек, которых король мог бы взять в жены… Придворные, разумеется, избегали из осторожности королеву. И стали избегать еще больше после того, как канцлер Сегье явился к ней и стал допрашивать ее по поводу одного из писем. Королева вырвала у него из рук это письмо и спрятала за корсаж. Сегье уже приготовился извлечь его, но мадемуазель де Отфор оттолкнула его и выставила за дверь…

– Господи Боже! – воскликнула Изабель. – Неужели он хотел обыскать королеву?!

– Именно так! Но я должна сказать, что слухи о произошедшем дошли до кардинала и вызвали его страшный гнев. Он лично явился к королеве, тогда как король не желал ее видеть. Мадемуазель де Отфор рассказывала – а она не поклонница Ришелье, – что он был с королевой необыкновенно ласков, и она, расплакавшись, во всем ему призналась. Он утешал ее и старался объяснить, что любить своих родственников похвально, но при этом не должно допускать… как бы это сказать… опрометчивых поступков. Они расстались лучшими друзьями, и Ришелье приложил все силы, чтобы помирить супругов.

– Откуда вы все это знаете, госпожа принцесса? – тут же спросил любопытный Франсуа, не обращая внимания на сестру, которая дергала его за рукав, желая остановить.

– Оставьте его, Изабель, – улыбнувшись, сказала Шарлотта. – Нет ничего естественнее, чем быть любопытным в его возрасте. И в вашем, впрочем, тоже. Что касается этой истории, то я слышала ее от самой королевы. Вы же знаете, что мы с ней очень дружны. Для полноты картины прибавлю, что, когда кардинал вышел от королевы, он увидел толпу придворных, которые столпились на другом конце Большой галереи, как можно дальше от ее покоев, и все они смотрели на него с презрением. Он шел между ними, словно под ударами бича. Теперь вы знаете, почему королева невзлюбила Шантийи.

Изабель про себя подумала, что Анна Австрийская, несмотря на нежную дружбу с Шарлоттой, не торопилась бы отдать усадьбу ее законной владелице, не будь этого крайне неприятного воспоминания. Усадьбой явно пренебрегали, и она нуждалась в немалых трудах, чтобы вновь стать великолепным гнездом, достойным высокородных Монморанси, какими были они все, ее предки и она сама. Изабель поймала взгляд брата и поняла, что они думают об одном и том же, и пообещала себе, что будет навещать Шантийи как можно чаще, особенно когда будет гостить в Преси.

Огорчалась Изабель напрасно. Принцесса Шарлотта в самом скором времени распорядилась о необходимых работах в усадьбе и сама за ними наблюдала. Нужно было починить мост, восстановить каменное кружево на замке коннетабля, отреставрировать зубцы старинной крепости, почистить озеро, восстановить оранжереи, вернуть первоначальный вид парку и «домику Сильвии». Увидев «домик Сильвии» впервые, Изабель почувствовала что-то вроде сердечного удара. Может быть, потому, что этот домик был построен во имя любви…